Однажды по телевизору во время трансляции Егора Вяльцева назвали главным правдорубом российского баскетбола — и это было самое точное определение. Он не уступал ни соперникам, ни судьям, ни даже собственным тренерам, часть из которых даже научились отдельно ценить Егора за его прямоту.

«Перехват» давно хотел поговорить с Вяльцевым, чтобы подробно обсудить его интереснейшую карьеру. Выиграв почти все на клубном уровне, защитник долгие годы оказывался последним отсеянным из сборной. Так он махнул и мимо триумфального Евробаскета-2007, когда даже получил форму, но оказался 13-м в составе; и мимо Олимпиады-2012, покинув сборную перед самым сартом Игр.

Мы обсудили старт карьеры и ЦСКА, в который только начали приходить деньги; тот самый «Урал-Грейт» и «Триумф», планировавший стать второй силой российского баскетбола; отношение с тренерами в «Химках» и старт собственной тренерской карьеры. Ну и много всего другого, само собой!

Вышло круто и интересно. Впрочем, сейчас вы и сами это поймете.

«А почему нет? А кто здесь лучше меня?»

— Егор, давай начнем с истоков. Ты говорил, что в Москву из Воронежа тебя позвал Алжан Жармухамедов. Как это было?

— В Воронеже, где я начинал заниматься, баскетбол был не на высшем уровне, а потому в наш город личности такого масштаба особо не приезжали. Я же еще относительно поздно начал заниматься, в 12 лет, и к тому моменту, когда меня пригласили в столицу, я играл всего два года. Хотя сейчас я понимаю, что 12 лет — это как раз тот возраст, когда ты начинаешь заниматься более-менее осознанно, приходит какое-то понимание игры, а до этого ты просто бегал в удовольствие.

В ЦСКА тогда начиналась новая эра. В клубе хотели возобновить советскую систему, когда скауты и тренеры ездили по всем городам и искали таланты. Вот мне и повезло, что в мой родной город приехал олимпийский чемпион Алжан Масурбекович. Если бы такое происходило сейчас, то все давно бы о таком знали, везде были бы анонсы; а тогда ничего этого не было, нам о просмотре рассказал тренер. Хотя это было реально событие! Прозвонили в разные спортивные школы области, пригласили всех более-менее перспективных пацанов, кто-то приехал из Липецка, из Орла… Пытались охватить все близлежащие районы, чтобы Жармухамедов не ездил сам по всем городам.

На просмотр в итоге приехали около 30 человек. Мы тренировались два дня, по итогам тренировок троих пригласили в Москву — меня и двух других игроков.

— Но ты же поехал в одиночку, если ничего не путаю.

— Да. Эти парни были моими хорошими знакомыми, оба решили не ехать. В силу ряда причин родители приняли решение, что их дети пойдут другой дорогой.

— Когда ты приехал, это было уже финальное «да» или только следующий этап просмотра?

— Только этап. Это было лето, и когда я переезжал, то ехал в первую очередь на просмотр. У меня была задача остаться, но у моих родителей задачи такой для меня не было, они рассчитывали, что я вернусь в Воронеж. А вот для себя я планировал остаться! Поэтому нервы шалили, конечно.

Когда я приехал в Москву, то нас таких было около 50 человек из разных городов и даже из СНГ — из Казахстана, Азербайджана, Узбекистана, Кыргызстана. Тренеры покатались, было видно.

— Сложно было выдерживать такую конкуренцию?

— Видно, у меня такой склад характера, что я подумал: «А почему нет? А кто здесь лучше меня?»

Заранее не сдавался, это не в моем стиле. Приходил туда драться за место в составе и показать себя, закрепиться в системе ЦСКА. Задачей было отобраться на поездку в лагерь в Сербии.

Нас заселили в гостиницу «Сокол» рядом с УСК ЦСКА, буквально 1-2 остановки на трамвае или 20-25 минут пешком. Трехразовое питание по талонам, тренировки два раза в день — утром на технику, чтение и броски, а вечером на принятие решений, игру 1х1 и 5х5.

Честно говоря, не могу вспомнить, сколько мы там были, но плюс-минус 2-3 недели. И по ходу этого времени ребята отсеивались. Телефонов не было, общения как такового не было, но я просто это видел — приходишь на тренировку, а там уже меньше людей. К концу этих просмотровых сборов осталось не так много парней, но я был в их числе. Нам объявили, что нас выбрали для поездки в сербский лагерь на месяц, и это была отправная точка. После этого лагеря я заметно прибавил и уже понимал, что останусь в ЦСКА как минимум на ближайший сезон.

— При этом ты начинал профессиональную карьеру в петербургском «Пулково». Это была аренда или полноценный переход?

— Это был переход. «Пулково» был коммерческим проектом, а в ЦСКА были не лучшие времена с финансовой точки зрения.

Дело в том, что весь молодежный проект ЦСКА был серьезным предприятием, я уж не знаю, кто давал на это деньги. У нас был серьезнейший штаб: помимо Алжана Масурбековича, были Евгений Коваленко, Дмитрий Ростовский, всем проектом занимался Алик Ибрагимов.

Начиналось все прекрасно: мы провели год на супер-высоком уровне, ездили в Сербию, жили в интернате ЦСКА, питались, была экипировка, нас всех устроили в школы… Все было налажено. Но в один момент, спустя где-то год, нам стали говорить, что денежка заканчивается. Финансирования на это больше не было, и мы могли разъезжаться по домам.

Просто у меня был сильный сезон, я буквально за полгода попал в сборную по своему возрасту. Так что у меня к тому моменту было понимание, что мне дальше делать. В сборной я познакомился с Борисом Ливановым, будущим тренером «Пулково», куда он меня и пригласил.

— Ливанов же вообще сыграл важную роль в твоей карьере. Ты просто получил вызов в сборную или есть какая-то история вашего знакомства?
 

— Мы играли в первенстве России, и так вышло, что финальный этап проходил в Воронеже. ЦСКА — команда Москва-1 — обещал меня отдать на усиление в Воронежскую область и выполнил обещание, мы отыграли все это в зале, где я начинал. Не выиграли, конечно, но и последними не стали, что можно считать успехом.

После этого я вернулся уже с ЦСКА в столицу и продолжил играть в чемпионате Москвы, где меня и увидел Борис Георгиевич. Я этого не знал и не слышал, но позже мне сказали, что Ливанова специально пригласили посмотреть на меня. Он сначала ответил, что сборная набрана и новые игроки не нужны, но на какой-то матч он все же пришел — и через две недели в ЦСКА пришло письмо с вызовом для меня.

Мы зимой со сборной сыграли домашний турнир в «Тринте», а летом я поехал на сборы и на отбор на первенство Европы. Там мне и сказали, что команды больше не будет и надо что-то делать. Ливанов знал, что происходило, и позвал в «Пулково» в Суперлигу-2. Я долго не думал.

«Я приехал и сходу получил форму Nike, у шкафчика стояли кроссовки. Сегодня это банальные вещи, но тогда это было вау»
 

— Как произошло возвращение в ЦСКА? Да еще сразу к самому Ивковичу!

— Я провел год в Петербурге, причем не в интернате, а в самом городе Пулково, где жили пилоты. Нам там дали комнату в гостинице, потому что мы рядом тренировались. Год прошел отлично, я много играл и вообще-то планировал оставаться в Питере. Меня пригласили в команду «Конти», она играла уже в Суперлиге. План был такой: я еду домой, потом сборная моего возраста, затем сборная на год старше и возвращение.

А потом появились новости о том, что в ЦСКА приходит новый спонсор, а затем и все остальное: заходит новый генеральный менеджер Сергей Кущенко, планируется полное возрождение, руководить командой будет один из лучших тренеров континента Душан Ивкович.

У меня и в мыслях не было, что меня могут позвать обратно, тем более в основу. Но суть в том, что и Жармухамедов, и Коваленко все равно оставались в системе клуба, следовательно, я все равно был на карандаше. Тем более, еще когда меня приглашали на просмотр, я тогда уже тренировался и играл с командой на год старше.

Позвонили Ливанову и моей маме в Воронеж, сказали, что Ивкович вызывает на просмотровые сборы и хочет глянуть молодежь. Мы обсудили этот момент с Борисом Георгиевичем, потом еще с Анатолием Штейнбоком, который тоже сыграл большую роль в моей карьере. Мы тогда подумали, что ну куда мне до основы ЦСКА и до Ивковича. Решили, что я съезжу посмотрю, а потом вернусь в «Конти» и буду готовиться к сезону. Так я и поехал в Москву на сборы с ЦСКА.

— Сразу заметил, что все стало по-другому с приходом денег?

— Да. Я приехал и сходу получил форму Nike, у шкафчика сразу стояли кроссовки. Сегодня это банальные вещи, но тогда это было вау. Это был 2002 год.

На тренировках я снова увидел около 30 человек, но только это был уже не плюс-минус мой возраст, а сборная солянка — на просмотр приехали опытные профессионалы, которые хотели попасть в состав, и иностранцы. С нами работал штаб во главе с Ивковичем, и мы сразу поняли, что к чему, так как первая утренняя тренировка длилась в районе трех часов. Это для меня уже было удивлением, но не в плане длительности, а в смысле всевозможных доскональных объяснений. Доходило до того, что нам объясняли, под каким углом должны стоять ноги относительно кольца и соперника и под каким углом должен располагаться мяч в руках.

Я поначалу не понимал. Мне хотелось играть, а мы большую часть времени стояли и слушали теорию. Половину же еще не понимаешь, потому что что-то было на сербском, что-то на английском, и хотя я и в школе, и с репетиторами изучал английский, практики особо не было.

После первых трех дней адаптации начались действительно тяжелые тренировки: игры 1х1, 5х5, стойки, переходы, дисциплина — вот это вот все. Я понял, что это был совершенно другой уровень, однако это меня никак не сковывало. Я использовал свои данные, потому что был легкий, прыгал высоко, много бросал — и не стеснялся все это делать.

Мне было все равно, кто там против меня, я не думал, где они играли до этого… А какое мне до этого дело? Пусть мне здесь и сейчас покажет, как он играет.

Я с таким настроем и выходил на тренировки. Сил было достаточно, мог целый день играть.

— У вас потом снова началось сокращение конкурсантов, как в первый раз?

— Да, дней через 10. А просто еще часть игроков, которые были в основе, одновременно были игроками национальных команд, и у них начались сборы и турниры. Поэтому основному составу требовались игроки на сборы, и в число этих игроков я как раз и попал. Мне сказали, что я прошел в следующий этап и еду с ЦСКА в Сербию на предсезонные сборы — там были тогда Моня, Хряпа, Андрей Шейко, Хацивретас, Холден, Папалукас…

Я позвонил семье, все за меня порадовались. Потом позвонил Ливанову и Штейнбоку, сказал, что еду на сборы, поэтому приеду в «Конти» чуть позже. Мне сказали, что окей, не принципиально, все понятно, что новый уровень, это полезно.

А уровень реально был новый. Я прихожу в раздевалку, а там напротив моего шкафчика снова сумка стоит! Нам же вот недавно выдали экипировку, а тут опять. А раздевалку как сделали!.. Там ковролин положили, и при входе нужно было разуваться. Я такого нигде еще не видел!

Я сумку-то эту открыл, смотрю, а там снова куча всего нового. Думаю: «Ну ни фига себе! Сейчас своим передам в Воронеж — кому носки, кому кроссовки». Бегали же тогда во всем старом до последнего, чтобы сохранить новое на будущие времена.

«Ивкович как на нас повернулся… Натурально кучка оборванцев подошла. Мы все поняли, что сейчас домой поедем»

— Ивкович известен как очень строгий тренер… У тебя есть история про его дисциплину?

— О да! Я тогда сразу понял, куда попал. Нам сказали, что мы все должны быть одеты в одинаковое, на обед приходим все вместе, телефоны запрещены, всех ждем за столом до последнего игрока — это чтобы наладить коммуникацию, потому что где еще это сделать, как ни за столом. Плюс, нас расселяли так, чтобы иностранцы жили с россиянами, чтобы мы быстрее научились свободно говорить по-английски и начинали общаться с легионерами. Я сначала не понял этого, но со временем осознал, зачем это все.

А история эта из Златибора... У нас должна была быть вечерняя тренировка на стадионе, на улице, и бегать по камням я взял старые кроссовки. Мы с Серегой Моней вместе решили, что зачем брать новые? Носки старые, кроссовки старые, какие-то шорты свои… Вышли, подождали всех, поняли, что все правильно — никто новое не надел, все были кто в лес, кто по дрова.

До стадиона было идти минут 5-7, Ивкович уже там нас ждал. Перед нами  «Панатинаикос» с Обрадовичем тренировался на стадионе — и все в одном и том же, все в зеленом, в одинаковых кроссовках и в белых носочках. Было видно, что это команда уровнем выше. Ты их по телевизору смотрел по праздникам, а сейчас они вот бегают по тому же стадиону, что и ты.

— Я уже предвкушаю…

— Правильно делаешь! Ивкович и его ассистенты говорили в стороне с Обрадовичем, а потом Душан как на нас повернулся… Натурально кучка оборванцев подошла. Он не понимает, что происходит, подзывает к себе Андрея Щепанкова и говорит: «Скажи им, что у них есть 5 минут на первый раз». 

Мы все поняли, что сейчас домой, по ходу, поедем. Все бегом в отель, я со слезами на глазах обувал новые кроссовки. Они из белых сразу в зеленые превратились… Но потом я понял, что это нормально, потому что приехали обратно в Москву и еще несколько пар получили.

Вот так я попал в ЦСКА во второй раз. Мы провели несколько товарищеских матчей, я реально играл. Получал по макушке, конечно, но играл — что в Златиборе, что в Белграде, куда мы потом переехали. В какой-то момент меня вызвал Ивкович на разговор, я уж думал, что отправляют меня, но в итоге он сказал, что меня хотят оставить, наигрывать в молодежной системе и тренироваться уже только с основой. Душан сказал, что если я использую свой шанс, то он видит меня одним из лучших русских игроков.

Я позвонил сразу маме, говорю: «Когда вернемся, приезжай в Москву, контракт подписывать». Я сам не мог еще тогда из-за возраста.

«Основная проблема молодежи — они думают, что надо сейчас так сделать, чтобы потом все это обсуждали. Не надо ничего делать»

— Дебют в Евролиге в 18 лет, сразу в матче с «Пао», в тот же год — «Финал четырех». Голова не кружилась?

— А у меня все было настолько загружено, что я практически не отдыхал. Летом играл в сборных — за свой возраст и на год старше, — дома в межсезонье практически не был. Было так много тренировок, так много всего нового, что голове просто не было времени кружиться.

Я хотел прибавлять и прибавлять, полноценно играть за ЦСКА. Когда команда оказалась в полном составе, со «сборниками», то тренировочного процесса стало еще больше, гайки закрутились еще плотнее, в игре и подготовке появилось еще больше нюансов. У меня просто физически не было времени думать о чем-то, потому что мне постоянно давали по шапке и я осознавал, что еще не догонял кучи вещей. Для меня это была мотивация — добавить во всех этих аспектах. Так что голова точно не кружилась.

А что касается матча против «Пао»... Для меня все же дебютом была игра против команды «Локо-Ростов», домашний матч, я оказался в составе и провел в ротации какое-то незначительное время. Но зато запомнился данком в проходе! Меня выпустили за минуту-полторы до конца, мы вели много. Уже в самой концовке мне казалось, что мы не будем атаковать, но соперники принялись защищаться, и нам пришлось нападать. Меня подозвал Джей Ар Холден и сказал, чтобы я сам решал последнюю атаку. Я без зазрения совести вообще пошел в проход — против Жени Воронова, он тогда тоже молодой еще был. Костя Нестеров и Дима Соколов выпрыгивали меня накрывать, но я хорошо тогда прыгал (смеется). Этот момент потом моментом года признали. Команда меня приняла отлично, а там сплошь серьезные ребята — Сонгайла, Холден, Браун, Папалукас, Саврасенко, Юдин, Захар и Женя Пашутины.

С «Пао» же был дебют уже в Евролиге, и там не было никакого мандража. Я просто знал, что сильно много я играть не буду, хоть мне и хотелось. А когда ты выходишь в ротации с такими игроками, которые были у нас, главное — не решить совершать что-то сверхъестественное. Не нужно думать, что вот сейчас-то ты всем покажешь. Это основная проблема молодежи, мне кажется, они думают, что надо сейчас так сделать, чтобы потом все это обсуждали. Не надо ничего делать, надо играть систему с определенными задачами.

И меня, кстати, из того состава никто не «подставлял», не заставляли решать что-то в концовке. Сейчас я вижу много ситуаций, когда молодому игроку отдают решать исход матча, а потом удивляются, почему он не решает... Да потому, что ему не нужно этого делать. Не надо себя психологически убивать, это сбивает твою планку, и ты потом восстановиться не можешь. Вот я был просто частью системы, это отлично работало.

— У тебя же еще параллельно была «молодежка», где ты играл по-настоящему.

— Да, мы играли в Суперлиге с тренером Александром Пономаренко. И вместе с этим я параллельно тренировался с основой, и если основа уезжала на выезд без меня, то я «спускался» в этот второй состав. Это было для меня большим подспорьем, потому что, кроме тренировок, нужно было где-то еще играть и использовать все то, чему меня учили во взрослом составе.

Это было круто, и я до сих пор уверен, что у молодых должна быть вторая команда, где они будут именно играть. Это рабочая система, но подчеркну, что речь идет о молодых. Мне, например, было 17 лет. Сегодня некоторым ребятам в молодежных проектах за 20, и в таком возрасте нужно уже выступать в основе.

— После Ивковича был Мессина. После итальянца Душан стал казаться мягким тренером?

— Нет. Они совершенно разные тренеры, но Душан точно не казался мягким. Оба держали тебя в ежовых рукавицах, но с разным подходом. Результат понятен, эффективность ясна, но у них разная ментальность — один итальянец, другой серб, разные характеры. По духу мне ближе был Ивкович, но в том, что Мессина сильный тренер со своим подходом, сомнений нет.

У Ивковича все было ясно и понятно: получают все, вне зависимости от того, сколько тебе лет, какие у тебя регалии и так далее. У Мессины же подход был... Я не знаю, можно ли так сказать, но я бы назвал этот подход говнистым. Это если по-русски сказать.

Он может взять молодого или даже не очень молодого и целый месяц не отлипать от него. Будет смотреть за каждым шагом: как ты встал, как ты сел, как ты подошел, как ты поздоровался... Он же еще очень въедливый товарищ. Будет тебе всегда что-то говорить, проверяя твою ментальность. Я был в таком положении и не понимал, что он хочет от меня. Я все делал, что мог, причем ты же меня знаешь — я делал даже больше, чем от меня просили. Защищался, оставался — и просто постоянно получал. Целый месяц!

А потом проходит месяц, и он хоп — и все! Я уже вижу, что могу бросать, бежать как угодно. Отстал, как будто бы его и не было вообще! Смотрю потом — бац, на Курбана (Никиту Курбанова — прим. «Перехват») переключился. Я ему говорю: «Ну все, готовься».

А так это был отличный опыт, конечно.

— Еще перед приходом Мессины ты успел съездить в «Урал-Грейт», где получил время и роль. Кажется, вышло полезнее, чем оставаться в ЦСКА.

— Да, конечно. В предпоследний год своего контракта я уехал в аренду в «Урал-Грейт», еще перед Мессиной. Я там провел хороший год, мне было 20 лет, статистика очень хорошая. Мы попали в плей-офф на ЦСКА Ивковича, проиграли, естественно, но я им там наколотил по 20+ очков во всех матчах.

После этого я попал в сборную, меня Блатт пригласил на отборочные матчи к чемпионату Европы. Везде пишут, что я в 2009 году дебютировал за сборную… Я не лезу это исправлять, но это полная брехня — я дебютировал в сезоне-2005/06 на отборе к Евробаскету.

— Про сборную еще поговорим, конечно. Ты застал тот самый «Урал-Грейт», еще с Хомичюсом…
 

— Этот переход мне многое дал, многое дал тренер Хомичюс в плане характера и всего остального. Огромное спасибо Сергею Валентиновичу Кущенко, который и пригласил меня. Он позвонил мне, спросил: «Егор, хочешь в Пермь поехать? Тебя Хомичюс хочет. Будешь играть, город баскетбольный». Я сказал, что, конечно, хочу. Собрал вещи и через 3 дня был в Перми.

Я попал в атмосферу, которую считаю лучшей на тот момент во всем российском баскетболе — по игре, по отношению людей, по арене и по работе с тренером тоже. Хомичюс — олимпийский чемпион, заслуженный человек, игрок моей позиции со схожим характером, близкий мне по духу, работяга. Когда я не попадал броски, он мне говорил: «Бросай! Мы с тобой будем приходить на утреннюю, на вечернюю тренировки, оставаться после них и делать по 300-500 бросков каждый день, и ты начнешь попадать, сам увидишь». Голову на отсечение даю, это не вранье, он со мной вместе бегал и мячи подавал. Спасибо ему огромное и спасибо его ассистентам, в том числе Роме Двинянинову и Славе Шушакову. Слава там и сейчас работает, а тогда он был капитаном команды и помогал мне. Со мной большую работу проводили в «Урал-Грейте», это дорогого стоит, это и позволило мне выйти на другой уровень.
 

— Какое у тебя самое яркое воспоминание о том этапе карьеры? Сегодня именно тот «Урал-Грейт» вспоминают, когда говорят «тот самый».

— Самое яркое впечатление — это город и люди. Это самое теплое отношение, которое у меня когда-либо было как к игроку. Атмосфера на матчах была... Ну, я играл с удвоенной энергией. У меня и так ее было хоть отбавляй, но там что-то потустороннее тянуло тебя на свершения. Город стал мне родным, у меня там осталось множество друзей, всегда приезжаю туда с теплотой и ностальгией. Серьезно, если бы все так и дальше складывалось, я бы там мог всю карьеру отыграть.

— Как ты сказал, про твою карьеру не все есть в интернете, потому что тогда интернет был не так развит, так что давай утвердим: ты предпоследний год контракта с ЦСКА провел в Перми на условиях аренды, затем поехал на «предсезонку» в ЦСКА — уже к Мессине, — и потом снова уехал в Пермь на несколько лет, но уже не к Хомичюсу. Все так?

— Все верно, в Пермь я потом отправился уже к Шарону Друкеру, ассистентом был Гундарс Ветра. Я хотел остаться в «Урал-Грейте», но права на меня были у ЦСКА. Я поехал к Мессине, провел там все сборы, мы ездили по Италии, играли с «Барселоной», «Фортитудо», «Беннетоном» — всю «предсезонку» я провел ЦСКА. Я реально много играл, по 20+ минут стабильно в каждой игре. Все было круто.

Мы с Этторе после этого сели поговорить на тему продолжения моей карьеры, и он мне сказал, что оставит меня, но мне нужно самому принять решение. Потому что мне предстояло цеплять 10-15 минут в чемпионате России, а в Евролиге я бы даже не попадал в состав. Он предложил мне выбрать, сказал, что понимает меня, знает, что в Перми я реально много и хорошо играл, выступал за сборную, выиграл молодежный чемпионат... Он сказал, что мне нужно было играть, но если бы я захотел, то я бы остался в ЦСКА и бился за место в составе — но без гарантий.

— Почему ты в итоге улетел обратно в Пермь?

— Когда мы играли молодежный Евробаскет в Чехове, то Друкер — уже будучи тренером «Урал-Грейта» — прилетел туда на встречу со мной. Он знал, что я был в аренде и мог уйти. Он мне сказал, что игра будет строиться от меня, что у меня будет большое количество времени и что он ждет меня в Перми.

Тогда я принял решение и сказал Мессине, что хочу играть и еду в «Урал-Грейт». Он сказал, что уважает мое решение и нет никаких проблем. ЦСКА, кстати, в тот сезон в Праге взял Евролигу (улыбается). Но у меня не было задачи взять чемпионство, я вообще игрок не про титулы.

Титулы нужно самому заслужить, когда ты реально играешь, я так это вижу; когда же ты молодой парень, не играешь и что-то выигрываешь — ну, это не про меня. Ты не можешь ощутить такие победы.

Так что я шел за игрой, потому что понимал: когда я играю, я в теме. Мы играли в Кубке Вызова, из Перми меня пригласили в сборную, я получал настоящий кайф. Я всегда шел за игрой, так что время в «Урал-Грейте» для меня было очень плодотворным. Мы, кстати, Еврочеллендж в итоге и взяли, и я играл там по 30 минут в том сезоне, против того же ЦСКА. Суперский был год, для молодого игрока лучшего нельзя было и желать.

— Не переживал, уезжая из Перми в «Триумф», который вообще только что был создан? Подмосковное «Динамо», правопреемником которого стал «Триумф», все же было финансово неблагополучно…

— А я бы не уехал, если бы у клуба не возникли финансовые проблемы. Нам были должны порядка 5-6 зарплат, некоторым ребятам до сих пор не выплатили. А так я бы никогда из этой атмосферы не уехал, просто на это были веские причины. В моем случае такими причинами стали финансовые проблемы и неопределенность будущего команды. Я уезжал со слезами на глазах, серьезно. Я не хотел этого делать. Просто так сложились обстоятельства.

«Триумф» тогда возглавил Станислав Георгиевич Еремин. Он мне позвонил, мы обсудили, он заверил, что у меня будут шансы, и сказал, что ждет меня в составе. Естественно, я согласился. В 2007 году в «Триумфе» был такой бум по финансам, по ожиданиям, по всему. У нас был серьезнейший состав, тренерский штаб. Мне никто не обещал никакого гарантированного места на паркете, но шанс был обещан. Пришлось выцарапывать место своим трудом — и я все равно в том составе занял свое место в стартовой пятерке и много играл и приглашался в сборную.

«Я ёж. Большая часть тренеров таких игроков не любит. Но я тот ёж, который бьется до конца»

— «Химки» — огромная глава в твоей карьере: больше 10 сезонов, две победы в Еврокубке, пять сезонов в Евролиге и статус легенды клуба. Ты же точно имел предложения от других команд, что держало тебя в Подмосковье?

— Предложения были, но я их даже не рассматривал. Просто здесь был тренер, которому я доверяю, человек слова, была организация и тот набор людей, близких мне по духу, которые делали любой переход просто бессмысленным. Я играл, а не сидел, все близкие были рядом, семья здесь. Евролига и Еврокубок. Куда уж лучше?

Были и проблемы, в том числе финансовые, но уходить я смысла не видел. Была душевная, даже семейная атмосфера внутри коллектива — и я не про игроков, а про докторов, массажистов, работников офиса. Мы знакомы семьями. Я до сих пор дружу с уборщицей. Так что «Химки» — моя семья, а семья это главное.

— Правильно понимаю, что упомянутый человек слова — это Куртинайтис?

— Да, это Римас.

— Давай тогда немного поговорим про тренеров. Ты говорил Никите Загдаю, что Душко Иванович — твой самый нелюбимый тренер, потому что делал 6-часовые тренировки. Но ты ведь играл и у Мессины, который мог просто выбрать жертву и пинать ее несколько месяцев без причины; у Ливанова, который мог увидеть игрока с мороженым на улице и отправить его домой из сборной — при этом и о Мессине, и о Ливанове ты хорошего мнения. В чем разница?

— Душко Иванович не нелюбимый тренер, мне просто не близок его подход. Он очень грамотный специалист, супер-игрок в прошлом, он реально разбирается в баскетболе, это очевидно. Сильный специалист, поэтому долго и находится на высшем уровне.

Но в плане подхода к тренировочному процессу он мне не был близок. Ты вот сказал про Мессину, Ивковича и Ливанова, но, слушай, мне было 18-20 лет. Я мог еще пять таких тренировок провести, какие мы проводили! Если бы Иванович попался мне тогда, он, может, был бы одним из моих любимых тренеров. Но мне было 34, Сереге Моне 37, и это так себе идея, когда ты работаешь в таком возрасте на износ. В канаву хочется упасть и валяться там. Зачем это нужно было? Я и так все лето готовился, зачем мне эти бега? Я лучше от этого не стану... Было чересчур.

А вот для молодых ребят это было топ, реально супер. Будучи сейчас сам тренером, я некоторые вещи у него заимствую. Там были такие моменты, которыми глупо не пользоваться, это правда раздвивает молодежь. Но если ты в возрасте, я бы не советовал идти к Ивановичу. И не шли! Я знаю, что у некоторых игроков были опции прописаны, что если команду возглавит Иванович, то контракт автоматически расторгается.

Так что Душко — не плохой тренер. Он просто мне не подходил. Но я адаптировался, ни одной травмы не получил.

— Римас Куртинайтис, как я понимаю, любимый тренер? Но я нашел старую новость, где он говорил, что у тебя на каждую его реплику 10 ответов, и это подрывает его авторитет. Кажется, он говорил это всерьез, не шутил. У вас разное бывало с Римасом?

— Ой, всякое было (смеется). Просто я же ёж. Большая часть тренеров таких игроков не любит. Но я тот ёж, который бьется до конца. Просто я также могу поговорить с тренером, могу ему сказать все, что я думаю, напрямую, могу вызвать его на разговор. У меня такой характер. Думаю, что во многом из-за этого я и не играл в сборной, спустя годы уже понимаю это. Да и тогда понимал, что греха таить.

Почему у нас с Куртинайтисом все было понятно? Да я просто пахал! Я по-настоящему работал и приносил пользу. Мы с ним много ссорились, но это ничего не значило, никогда не выходило за рамки. Мы могли друг другу высказать, а потом сесть и обсудить все. Он и с тренировок меня выгонял, но при этом в трудную минуту кто был первым, на кого он мог положиться? Серега, я, Виталик (Моня и Фридзон — прим. «Перехват»). Мы всегда были с ним. Он начинал чемпионат с иностранцами, а заканчивал всегда с нами.

У нас очень хорошие отношения. Он хороший человек, игрок, психолог. И он честный, он всегда в глаза скажет, что думает. Римас не будет говорить тебе «да-да, все хорошо» и при этом не выпускать тебя. Ненавижу таких людей... А Куртинайтис тебе скажет прямым текстом: «Слушай, ты дерьмо». Он не будет ждать, когда ты выкипишь. Есть же такие тренеры, которые специально выводят тебя из нормального состояния, чтобы ты сам начал высказывать, и ты тогда постоянно будешь виноват. Курт не из таких, он честный и откровенный. Поэтому у нас была команда, был коллектив, были отношения и доверие. Я до сих пор ему очень благодарен.

«К тем, кто долго и честно работает, результат все равно придет»

— После ухода из «Химок» вы с Моней и Фридзоном играли в любительской лиге перед тем как перейти в «Зенит», который лишился нескольких легионеров. Ты уже был готов заканчивать к тому моменту?

— Мысль об окончании карьеры возникла у меня не в тот год, она вообще периодически приходила в голову. Просто хотелось завершить в родном для себя клубе и остаться работать в его системе в той или иной роли. К сожалению или к счастью, этого не произошло, поэтому пришлось думать, как двигаться дальше. Так что спасибо Эмину Антоняну и «Московскому» за то, что приютили нас. Мы с Эмином большие друзья, он профессионал и любит баскетбол.

• Читайте также: «Если ты не мотивирован, ты тут не выживешь»: большое интервью с Эмином Антоняном

Мы поддерживали форму и неплохо подвигались в «Московском». Я же на три недели еще в «Самару» заезжал, но опыт оказался специфическим, так что я вернулся домой на Новый год и больше возвращаться не собирался.

А что касается того периода в «Московском», то я уже даже начинал работать. Есть несколько организаций, где Антонян находится в Совете директоров, и он пригласил меня поработать в офис и начать карьеру в реальной жизни. Я был менеджером в Vitrus.Pro, организовывал быт команды и подготовку. Три с половиной месяца проработал в этой системе, получил большой опыт и окунулся в другую жизнь.

Работал бы там до сих пор, если бы не «Зенит». Клуб вышел на нас с предложением, мы как раз в этот момент в «Московском» занимались, до тренировки с Моней и Фридзоном обсудили это в ресторане и решили, что надо ехать. Провели вечернюю тренировку в «Московском», а после нее пацаны сразу собрались и поехали; я же сначала должен был сказать семье, а то они еще не знали, так что я подождал утра, сказал жене и детям, сел в машину и поехал. Приехал прямо в зал Академии баскетбола сразу на тренировку. Познакомились с командой, с Паскуалем, он после тренировки сказал, что удивлен, потому что думал, что неделю надо нас ждать. Он посмотрел на нас в деле, ему все понравилось, сказал, что можем идти в офис решать с руководством по контрактам.

— В итоге получилось все очень неплохо. Самый парадоксальный титул в твоей карьере?

— Да. Я его долго ждал, мы еще с «Химками» долгие годы к этому шли. Вроде бы и команды были, и состав, и организация, и тренеры... Но все чего-то не хватало. Но к тем, кто долго и честно работает, результат все равно придет. Для меня он пришел в таком формате. И круто, что я ехал туда не один, а с близкими мне людьми — Фридзоном и Моней.

Плюс, в моем «списке» оказался еще один элитный тренер. Я в то время уже знал, что буду тренировать, мне не один тренер говорил, что из меня вышел бы хороший наставник. Так что получил полезный опыт работы с Паскуалем, спасибо клубу за этот шанс.

— В «Зените» ты впервые примерил на себя роль тренера, пусть и играющего ассистента. Волею судьбы, как раз в штабе у Ливанова в фарме. Как тебе?

— Это было супер. Борис Георгиевич — серьезный специалист с огромным опытом, он сыграл большую роль в моей карьере, я его уважаю не только как тренера, но и как человека. Когда мне сказали, что тренером будет он, у меня ни малейшего сомнения не было. Миша Соловев в ассистентах — это тоже было круто, мы играли с ним вместе и потом в «Химках» друг с другом работали. Так что все было прекрасно.

А что касается моей роли играющего ассистента... Конечно, это было номинально. Тренер должен быть тренером, а игрок должен быть игроком. Ты не можешь и играть, и тренировать — вернее, не можешь делать это на профессиональном уровне. В медиалиге, в любительских чемпионатах это без проблем, но по профессионалам это невозможно.

Еще и с форматом моего восприятия мира и взгляда на игру... Я же очень эмоциональный, просто не могу поделить себя на тренера и игрока. Я пытался быть лакмусовой бумажкой между штабом и молодыми игроками. Надеюсь, мне удалось в некоторых аспектах достучаться до них. Борис Георгиевич мне многое позволял, например, я проводил блоки тренировок в качестве главного тренера, он пытался меня втянуть в эту профессию и в процесс.

— Перед вами были какие-то задачи, помимо работы с молодыми?

— Нужно было дать 2-3 человека «наверх», такая задача была. С нашим составом мы могли это сделать, но, так скажем, аппетит приходит во время еды, и когда мы в первой половине сезона шли в топ-5, с нас начали спрашивать за результат. Я этого не понял, если честно. Говорили, что мы набиваем шишки и прибавляем, но вышло по-другому.

После Нового года я поговорил с Ливановым и попросил его в два раза ограничить мое игровое время, потому что я по полчаса играл. Я просто не понимал, зачем мне играть по 30 минут, когда на моей позиции был Земский. Откровенно попросил, чтобы мое время отдали Паше, а если мое присутствие необходимо, то пусть мне дадут по 3-4 минуты в каждой четверти. Тело позволяло играть по полчаса, но я просто не видел смысла в этом.

После Нового года было еще дальневосточное турне, в которое я не поехал, мы «легли» и во Владивостоке, и в Иркутске, потом еще домой приехали и проиграли несколько матчей сильным командам — тогда были «Химки», «Уралмаш», «Темп»... Мы проиграли 4-5 матчей и спустились на 8-9 места — и нам говорят: «Вы что творите? Где результат?» А какой результат-то? Сколько играют Рыжов, Антипов, Колосов, Земский — это и есть результат, это самое важное. Все матчи были плотные, кстати, мы не «ложились» по 30 очков.

— Парни рассказывали — не знаю, в шутку или нет, — что им нельзя было ни покраситься, ни сережку надеть, потому что если Егор Иванович увидит, то по голове настучит. Правда?

— Правда.

Извини, конечно, но в моем складе ума и в складе ума православного человека нет места крашеным ногтям.

Ну, можешь маникюр сделать, уход какой-то, но красить волосы и ногти? Ваня Прокопенко вот перестал красить ногти — и смотри как играть начал, а Колосов, видимо, продолжил голову красить, вот и не заиграл пока что (смеется).

Я не считаю, что такое должно быть. Этим вообще голову не нужно забивать, нужно сосредоточиться на тренировках, на восстановлении, на чтении игры. А вот это самовыражение никому не нужно. Он бы вот так в Барнаул приехал — ему бы там сказали прямым текстом. А то и не сказали бы, а подождали где-то... Так что я его уберег от всего этого!

— Ты нормально ладил с молодежью?

— Все было норм! Вообще никаких проблем не было. Просто приходилось ставить некоторые рамки и обучать ребят, как вести себя в обществе. Я же для этого и был туда поставлен. Думаю, что некую лепту внес свою.

— У тебя были предложения еще поиграть после «Зенита». Почему решил, что пора заканчивать?

— Предложения были, но мне, прежде всего, уже не хотелось уезжать из дома. Нужно было оценивать, а был ли вообще смысл в поездке, задать вопрос, что я с этого поимею. В чемпионскую команду? О'кей, тогда да. Но ехать за деньгами? Я ради этого не собирался уезжать. Это должны были быть деньги, адекватные поездке, а то, что давали, меня не могло убедить перевозить семью с места на место.

Плюс, я четко понимал, что наступает тот день, когда нужно адаптироваться к жизни после игровой карьеры. Я достаточно поиграл, ушел в 38 лет и решил, что буду играть для себя, в удовольствие, по любителям, а параллельно начну интегрироваться в тренерскую карьеру, обучаться и работать с детьми.

Конечно, нужно было уделить время и семье, которая меня долго не видела. Так что для меня не было вопросов относительно того, стоит ли продолжать.

«Выбор за тренером, именно он отвечает за результат, и если команда выигрывает, то грош цена моим обидам и разговорам, правильно ли он сделал»

— У тебя если не великая, то очень заметная клубная карьера — топ-клубы, хорошая роль, несколько рекордов. Но как-то так вышло, что карьера в сборной обходила тебя стороной — суммарно 14 матчей с учетом квалификационных раундов. Почему так?

— Блатт был в сборной 6 лет, с 2006 года по 2012-й. У нас были отличные отношения, но я всегда оказывался последним отсеянным. Хотя вообще-то считалось, что я давно закрепился в национальной команде, потому что не пропустил ни одного сбора — начиная с первого дня работы Блатта, я был на всех сборах. На всех! От А до Я. Но меня всегда отсеивали последним.

Поэтому и я сам, и все вокруг считали меня игроком сборной, но... И он же приглашал меня постоянно! Наверное, если бы он не видел во мне игрока, то больше не приглашал бы; но он все 6 лет меня приглашает — и каждый год отсеивает перед официальными матчами. Я не знаю, как это объяснить.

— Ты же ездил в Мадрид на Евробаскет-2007 — тот самый, который сборная России выиграла. Даже форму успел получить! Было 13 человек, и ты оказался 13-м… У тебя нет ответа, почему так?

— Это надо у Дэвида спросить. При первом же случае, если встретимся, я у него спрошу, самому интересно. Но была же еще и Олимпиада...

— Да, там ровно такая же история — и снова команда заканчивает турнир с медалью. У тебя есть обида?

— Да я не обижаюсь, Артем, это выбор тренера. Я для себя точно знаю, что я был достоин попасть в состав. Вот эта мысль не дает мне покоя, я был как минимум не слабее половины, а то и сильнее. Но выбор всегда остается за тренером, именно он ответственен за результат, и если команда выигрывает, то грош цена моим обидам и разговорам о том, правильно ли он сделал. Значит, так тому и быть, значит, будем брать медали на тренерском уровне (улыбается). Судьба у меня такая, выходит. Я уже к этому философски отношусь.

Мама мне до сих пор задает вопросы, как я вообще это пережил. Когда тебя отсеивают 10 раз, а тебе все равно надо приезжать снова и снова, потом возвращаться и в клубе все доказывать. Психологическая атака была серьезная, но меня это только мотивировало лишний раз доказать Блатту что-то, чтобы он снова меня вызвал на следующий год. Каждый раз, когда я получал вызов, я убеждался в том, что все делаю правильно, что он меня видит.

— После Блатта сборную возглавляли и Карасев, и Пашутин, и Базаревич…

— С Васей Карасевым мы были сокомандники, когда он заканчивал, а я только начинал. Но в сборной у меня с ним не сложилось.

А вот затем, когда Пашутин возглавил, я оказался в команде, мы прошли квалификацию к чемпионату Европы в 2014-м и потом выступили уже на самом Евробаскете на следующий год. Я много играл, был в стартовой пятерке! У нас просто центровых, по большому счету, не было, потому что квалификацию мы проходили с Мозговым, Жуканенко, Соколовым — а поехали на Европу без них и без Коробкова. Зубков играл пятого номера.

— 8 лет назад ты говорил, что победа на молодежном чемпионате Европы — главное достижение в твоей карьере. Спустя столько времени ты думаешь так же?

— Все так и осталось. Победа под флагом — это самое дорогое, что есть; клубные чемпионаты — это все понятно, но это не идет в сравнение. Пусть это даже молодежная сборная, но, слушай, до этой победы мы ни разу не выигрывали, после этого пока тоже ни разу не выигрывали. Так что мне кажется, что это дорогого стоит. Из того поколения игроков остались лишь несколько, кто в деле, но в целом заиграли почти все и провели достаточно неплохие карьеры.

«Мне все равно, это будет тренер, судья, игрок — я всегда скажу напрямую»

— Когда я только начинал следить за баскетболом, услышал про тебя такое определение — главный правдоруб российского баскетбола. Как считаешь, почему тебя так назвали? Потому что ёж?

— Потому что я всегда был, есть и буду за справедливость. Наверное, отчасти именно поэтому меня не было в каких-то командах, в которых по силе я вполне мог бы играть. Мне все равно, это будет тренер, судья, игрок — я всегда скажу напрямую. Я эмоциональный человек, много раз высказывал тренерам, потому что мне было непонятно, почему играет кто-то, кто этого не был достоин, а я или кто-то еще сидели на скамейке. Я пахал на каждой тренировке на 100%, я пахал потом еще и в играх тоже, и если вдруг у меня забирали мое время, я всегда высказывал напрямую.

Я думал, что сам стану тренером и что-то переосмыслю, пойму, почему так со мной поступали, но ничего не поменялось. Сейчас, работая в «ЦСП-Химки», если я вижу, что игрок выкладывается и пашет, то я просто не могу не дать шанса человеку. Рука не поднимется! Я просто обязан сделать шаг навстречу. Я всегда показываю игроку, что я вижу, как он старается и выкладывается, вижу, что ему небезразлично. К сожалению, в моем случае не всегда так было.

— Без имен?

— Без имен.

— Ты постоянно спорил с судьями. Ситуация с ними поменялась за 20 лет, пока ты играл?

— Наши отношения с судьями не менялись, но я становился умнее, менее импульсивен и больше пропускал моменты, когда я просто ничего не мог доказать и изменить. Иногда не обращал внимания на какие-то моменты, когда просто хотел сохранить энергию и направить ее в другое русло.

А в начале и в середине карьеры я всегда был очень эмоционален по отношению к судьям — хотя иногда был неправ! Это можно было увидеть уже потом, пересматривая матчи, но в то время еще невозможно было посмотреть повтор прямо по ходу игры. Категоричные решения судей порою бывали верными, а бывали и неверными, и если происходило второе, то это выбивало из колеи.

Просто моя игровая позиция подразумевала, что я должен был очень плотно защищаться, играть жестко, и меня это касалось очень прямо — несколько лишних фолов не позволяли мне сыграть больше и принести команде больше пользы. Я бесился от этого. Почему их три человека и они не могут увидеть чистоту элемента?

Сейчас это более современно, можно хотя бы пересмотреть какие-то эпизоды. Но тогда это вызывало во мне сильные эмоции и злило — и я все эти чувства проявлял во время игры. Это было ужасно со стороны игрока, но что сделано, то сделано. Баскетбол — это вообще эмоциональная игра, мне всегда странно, когда люди не проявляют эмоции. Сразу возникает вопрос, а не все ли равно им на результат.

— За пределами паркета как ты относился к судьям? Они обижались на тебя за то, как ты общался с ними на площадке?

— Все было нормально за пределами паркета. То есть, на меня, конечно, обижались, доходило до реальных стычек, но что я сделаю? Я ни с одним судьей никогда не дружил, чтобы мы прямо были друзьями за пределами площадки. Были товарищами по работе и с уважением относились друг к другу — ни больше, ни меньше.

— Ты известен как очень хороший защитник, за свою карьеру ты лишал многих топ-игроков хорошей статистики. Против кого защищаться было сложнее всего?

— Хм... Было много игроков, но с Китом Лэнгфордом всегда было очень тяжело. Он очень сильный был один в один, левша. Он правильно чувствовал контакт и умел «подсадить» тебя на фолы, умело распоряжался телом, и так как с ним приходилось защищаться плотно, то это грозило перебором персональных замечаний. Еще Эндрю Гаудлока вспомню из УНИКСа, в прайме он был невероятно сильным индивидуально.

Отмечу и Леху Шведа. Я же с ним был и в сборной, и в клубе вместе, постоянно защищался против него на тренировках. Было тяжело даже несмотря на то, что я уже знал, так скажем, лазейки; если же играть против него не на тренировке, то очень тяжело было.

«Через 10 лет Я вижу себя в национальной сборной»

— Назначение в «ЦСП-Химки» — первая работа главным тренером. Как возник этот вариант?

— Я изначально так и планировал, что хочу стать именно главным тренером и именно работать с молодыми ребятами, но при этом не с детьми. С ними я тоже занимаюсь, только индивидуально, а вот для построения команды я хотел взять молодежь образно от 15 до 25 лет. Так все и вышло.

В ЦСП №5 мониторили ситуацию, а я как раз был на рынке. Сначала думал, что будет предложение из Единой лиги, Суперлиги или какого-то молодежного проекта, я даже был готов уехать из Москвы. Но все так идеально сложилось, что смог даже остаться. Когда меня спросили, хочу ли я возглавить команду Высшей лиги, я сразу сказал, что я за. Переговорил с семьей, и мы сошлись во мнении, что это один из лучших вариантов для начала тренерской карьеры — никуда не нужно уезжать и все свои люди в организации. Сейчас я испытываю очень теплые чувства, приезжая на тренировки в свой родной зал, в котором я провел 10 лет, и видя знакомые лица, с которыми столько связано.

Огромная благодарность Татьяне Николаевне Аратовой, которая возглавляет ЦСП №5, и всем руководителям Минспорта Московской области за доверие, которое мне оказали. Знаешь, я чувствую, что я могу.

— Ты говорил, что все узнали о твоем назначении из интернета. Из «Перехвата», надеюсь?

— Думаю, что да! Знаешь, как было? Я подписал контракт и договорился, чтобы мне сказали заранее, когда будут анонсировать. Ну и все, я уверен, что мне скажут, чтобы я тоже заранее сказал всем остальным. А мы были на Суперфинале «КЭС-Баскета» в Самаре, вели мастер-классы, со мной ездили Моня, Саврасенко, Дячок, Кущенко, буквально вся бригада. Я захожу в раздевалку, а мне сходу Моня говорит: «Слышишь, ты чего молчишь-то». Ну и все, понеслась, меня там в раздевалке сразу закидали шутками о том, что почему все узнают из интернета.

— Чуть-чуть про тебя как тренера и твой подход. В твои годы расслабляться было категорически нельзя, тренеры вроде Ливанова могли с легкостью завершить твою карьеру; сегодня молодежь совсем другая, может даже ультиматумы ставить. Эдуард Сандлер мне рассказывал, как не может понять молодых игроков даже на чисто бытовом уровне. Как будто бы методы из прошлого не работают, тебя это не пугает?

— Все работает (улыбается). А что значит, что методы не работают? Здесь нужен кнут и пряник, если выразиться по-деревенски. Основное — это заработать уважение игроков, потому что если тренера уважают, то и отношение будет соответствующее. Если же уважение теряется, то происходят разные вещи, когда ребята могут выходить на матчи и играть спустя рукава. Вот это надо пресекать на корню любыми способами.

Говорить же о том, что сейчас какое-то новое поколение, на которое нельзя повышать голос, иначе все уйдут в депрессию и начнутся у них там какие-то дни, и что все они в поисках каких-то... Слышал я такие фразы пару раз. Но для меня это непонятно. Что ты там ищешь, дружище, в каком поиске? Ты подписал контракт, получаешь деньги, ты профик, ё-моё, что ты там ищешь вообще? Если ты не можешь что-то сделать, то учись, у тебя будут шансы исправить моменты, на которые тебе указал тренер. Лучше всегда быть честным с игроками и говорить им все в лицо, вот в этом я на 100% уверен. Это должна быть мотивация для баскетболиста, а если для него это не мотивация и он обижается, то ему тогда не место в спорте высоких достижений.

— Не смущают ставки в Высшей лиге?

— Слышал об этом, да. Это плохая история, тут и говорить нечего. Для меня это неприемлемо. Но я сам себе сказал по этому поводу: это их личное дело, пусть они делают то, что хотят.

Моя команда будет выходить и играть, а что там будут делать ставочники — это не наше дело. Хотят проигрывать? Пожалуйста. Хотят 50? Хотят 100? Без проблем. Если они не уважают спорт, они будут получать по полной программе.

Мне глубоко наплевать, что они хотят поиметь с этого, это тоже их личное дело. Я в их положение входить не хочу, мы будем играть.

Наша основная задача — это развитие игроков, развитие команды и развитие бренда «Химок». Так что мы должны придерживаться своей позиции и идти короткими шагами к собственным целям, не думая о том, что будет вокруг.

— Твой сын Федор был замечен в «ЦСП-Химки». Прошел по блату или он реально на уровне?

— Это все номинально, он играет в ДЮБЛе. Это и есть его сегодняшний уровень. Если будет прогрессировать, то, конечно, будет играть и у нас. Я периодически подключаю его и других молодых ребят к тренировочному процессу, чтобы они чувствовали контакт, конкуренцию, скорости, нерв тренировки, когда ты играешь против людей, которые физически сильнее тебя. Им нужно наглядно это показать, потому что ты растешь только на практике.

Слава богу, у меня есть возможность это делать. Так что никакого блата тут нет. Ну, это можно назвать блатом, конечно, но он не играет, а только получает пользу от тренировок. Только от него зависит, будет ли он играть в нашей команде.

— У тебя уже больше года работает своя академия, где ты занимаешься индивидуальными тренировками. Как там все устроено?

— Академия — это громко сказано, конечно. Там я и руководитель, и тренер, плюс мне супруга помогает по контенту. Она классно фотографирует, умеет делать посты и видео, а я как раз от этого далек. Поэтому спасибо ей большое, я ее очень люблю!

Я продолжу заниматься этой «академией», потому что есть очень перспективные и качественные девчонки и мальчишки, которым я могу передать свой опыт и заразить их баскетболом. Если кто-то разочаровался в себе, то это как раз ко мне, я могу пообщаться и на своем примере показать, что опускать руки никогда нельзя.

Так что у меня 4 тренировки в день, то есть 8-10 часов тренировочного процесса. Это, во-первых, дает пищу для размышлений, а во-вторых, помогает мне расти как тренеру. Ведь с детей все и начинается.

— Ты говорил, что хочешь тренировать сборную России. У тебя есть какая-то дорожная карта? План действий?

— Дорожная карта одна — показывать результат как тренер. Только так в федерации тебя могут заметить и увидеть твои возможности и навыки. Просто я же должен им об этом сказать, что мне вообще это интересно. Есть же тренеры, которые не хотят брать сборные, не готовы к ответственности... Так вот, это не я, я — хочу и готов. Это моя цель.

— Твой друг и многолетний партнер Виталий Фридзон сейчас играющий президент в «Десне». Ты сам не думал, что мог бы и тренировать «ЦСП-Химки», и играть в команде?

— Я не думал, я точно знаю, что могу играть. Я тренируюсь еще и сам для себя, играть мог бы. Просто не уверен, что это нужно. Я принял решение, что достаточно, а поиграть для себя — это всегда пожалуйста, даже с теми же Моней, Фридзоном, Понкрашовым. Уж в Высшей лиге я уж точно мог бы сыграть.

У нас как-то не хватало парней на тренировку, и я зашел поиграть в качестве играющего тренера. После этого мне один игрок сказал, что теперь им всем нужно кроссовки на гвоздь вешать. Я промолчал (улыбается).

— Где ты видишь себя через 10 лет?

— Я вижу себя в национальной сборной, это моя мечта. И еще я хочу попасть в Америку, но только не на семинары и не в Летнюю лигу, а прямо погрузиться в процесс. Хочу набраться опыта у американских тренеров в вопросах устройства тренировочного процесса, причем не только на профессиональном уровне, но и на уровне детей. Работая с детьми и молодежью, я затрагиваю для себя такую обширную составляющую тренерства, что я хочу прямо перенять опыт, увидеть, как реагирует штаб на какие-то ситуации, на что обращает внимание, какие акценты расставляет. Это не видно глазу, это нужно быть внутри системы.

И еще одна мечта — это попасть в Евролигу. Для меня это эталонный турнир. Я смотрю практически все матчи, и там даже по трансляции можно учиться. В этом турнире работают великие тренерские умы, там большая конкуренция, много команд... Очень сильная тактическая подготовка в короткий временной период. Знаю, как досконально там разбирают игру, так что хочется и самому стать главным тренером одной из команд. Желательно, конечно, российской.

Беседовал Артем Комаров